Щит?

Графема ₄₃, которую Годар и Ипсен обозначили как Щит,  встречается на диске 17 раз из которых 13 раз в паре с графемой ₄₅. В четырёх остальных случаях встречается в паре с графемами ₃₂,₄₃, ₃₄, ₁₅, причём во всех этих четырёх случаях графема₄₃ оказывается во фрагменте замыкающей.

В армянском языке для обозначения слова щит есть два синонима vahan (վահան) и aspar (ասպար)[1], причём Г.Джаукян ссылаясь на Г.Ачаряна представляет оба слова как перенимания из иранского[2]. Это уже само по себе странно, но странности на этом только начинаются!

Если мы исходим из представлений индоевропеистики, согласно которой прото-армяне (носители основного словарного запаса армянского языка), прибыли из Балкан на Армянское Нагорье в процессе мощного миграционного потока в числе Народов Моря и смогли навязать свой язык населению могущественного Урарту[3], то мы должны признать также, что протоармяне являлись довольно воинственным племенем.

И.М.Дьяконов так и вообще представляет протоармян чуть ли не отрядом специального назначения своего времени – “Так как общее движение фрако-фригийских племен шло, как мы видели, с запада на восток, то в протоармянах мы должны видеть головной отряд этого движения.”[4]

 Следовательно мы имеем полное право отметить, что для нации, которая образована на базе чрезвычайно воинственного племени, ничто не было столь важно, сколь вооружение, и кажется довольно странным, что слово значащее «щит», не было сохранено и вместо этого было перенято из иранского.

Заметим, что последний наш абзац есть ничто иное как перефраз аналогичного выссказывания Антуана Мейе  - « ..относительно той нации [армян], чья конституция, насколько это можно видеть, патриархального типа, ничто не было столь важно, сколь сын, который обеспечивает продолжение рода, и кажется странным, что значащее слово «сын» , было столь изменено..»[5]. Первое выглядит ничем не менее странно чем второе…

Фактически мы имеем парадоксальную ситуацию – воинственное племя фрако-фригийской группы, предположительно мушки (И.М.Дьяконов), вооруженное как мечами так и щитами столкнувшись с не менее воинственными хурритами, урартами и лувийцами, которые несомненно также были вооружены мечами и защищены щитами, образовали армянскую народность, и при этом почему-то забыли все существующие у этих народов названия такого предмета как Щит. Ни протоармянского, ни хурритского, ни урартского, ни лувийского названия Щита не сохранилось в древнеармянском и древние армяне были вынуждены заимствовать название щита у иранцев – переиначив авестийское vərəϴa “щит” на vahan (վահան), а из двух форм названия щита в средне-персидском  aspar и sipar, выбрать aspar.

Между тем, совершенно очевидно, что связав это с реальной и продолжительной действительностью, мы должны признать, что слово обозначающее такой предмет как Щит, является единицей того, что мы называем лексической базой языка, то есть наиболее устойчивым пластом его лексики или иначе говоря единицей основного словарного фонда. 

“Основной словарный фонд не является неизменным, — и здесь создаются новые обозначения для старых понятий, в отдельных случаях и заимствованные, однако новейшими исследованиями установлено, что основной словарный фонд любого языка обновляется в среднем не более чем на 15% в течение 1000 лет.” – пишет академик И.М.Дьяконов.

Маловероятно, чтобы в число этих 15% попало слово, которое в условиях войн на продолжение всей истории хурритов, лувийцев, урартов и армян постоянно находилось, как говорится - на языке, то есть не имело какого-либо видимого шанса быть забытым. А тут забыты все возможные слова – хурритское щит, лувийское щит, урартское щит и армянское щит. (???)

Неразбериха, но уже совсем иного рода присутствует и в связи с армянским словом sur (սուր) “меч, остриё” и если уж мы говорим о Щите, то для сравнения имеет смысл рассмотреть и это.

И.М.Дьяконов считает арм. sur (սուր) “меч, остриё” перениманием выводя его из урартского šurə „оружие” и при этом пишет – “По всей вероятности, значительное число (несколько сот) слов древнеармянского языка, до сих пор не объясненных, окажется словами хуррито-урартского происхождения. Однако и эти слова не относятся все же к основному словарному фонду и поэтому древнеармянский, конечно, не может считаться родственным хуррито-урартским языкам. Этот пласт в древнеармянском следует рассматривать как субстрат — то есть как остаток языка местного населения Армянского нагорья, сохраненный при его перexоде на древнеармянский язык.”[6].

Однако в отличии от И.М.Дьяконова, Г.Ачарян и Г.Джаукян считают это слово исконно армянским, берущим начало от индоевропейского kō-ro-, образованного посредством k′o- “точить” и частицей –ro-.

В действительности же арм.sur имеет самое непосредственное отношение к шумерскому sir (sir₅) “острый”[7]. Заметим, что в отличии от урарткого šurə „оружие” предложенного Дьяконовым в качестве первоисточника для арм.sur и индоевропейского kō-ro- “точить” предложенного для этой же роли Ачаряном, наше шумерское sir (sir₅) “острый” совпадает с арм. sur “острие, меч” как значением, так и фонетикой и поскольку это никак нельзя считать совпадением, то придётся сделать следующий вывод – Возможно урартское šurə „оружие” и индоевропейское *kō-ro- “точить” и имеют отношение к арм. sur (սուր) “меч, остриё”, но никак не в качестве источников перенимания для армянского слова.

Этот в высшей степени ясный пример даёт нам достаточно оснований по крайней мере для того, чтобы подвергнуть сомнению как миграционную теорию происхождения армян, так и, конкретно для данного случая, позицию Г.Ачаряна и Г.Джаукяна относительно слов обозначающих Щит.

К шумерскому sir и армянскому սուր (sur) у нас ещё будет повод вернуться, теперь же мы попытаемся рассмотреть проблему самостоятельно и обратим внимание на арм. ampar (ամպար) “планета”[8] сравнив это слово с aspar (ասպար) “щит”.

Ачарян замечает, что слово ampar (ամպար) присутствует лишь у Гевонда Алишана в книге “Древние верования армян” и напоминает, что это слово Алишан изьял из какой – то старой рукописи название которого не обозначил.

В упоминаемом Ачаряном фрагменте, Алишан приводит выссказывание вардапета[9] Вардана (ссылающегося на труд Егише “Толкование Книги Бытия”)  о том, что помимо семи планет, существовало также Cемизвездие. И сразу за этим Алишан пишет – “Иной же вардапет, взяв это у того же Егише, это семизвездие называет Aмпар”.[10]

В связи со всем этим возникает подозрение, что здесь присутствует ошибка которую в равной мере мог сделать как сам Алишан, так и упоминаемый им некий вардапет или даже сам Егише в своём толковании Книги Бытия.

Дело в том, что армянские заглавные Ս(s) и Մ(m) довольно похожи и мне самому работая со старыми словарями уже приходилось разбираться в том какая именно буква была употреблена в том или ином слове. Это же могло произойти со всеми нашими героями и вполне возможно, что кто-то из них принял заглавную Ս(S) в слове ԱՍՊԱՐ за Մ(M) и таким образом вместо ԱՍՊԱՐ (aspar) получил ԱՄՊԱՐ (ampar).

Это позволило бы предположить, что армянское aspar (ասպար) омонимично и имеет сразу два значения - “щит” и “планета”. Единственное, что меня заставляет отнестись с сомнением к своей же версии, так это тот факт, что как-то уж очень кстати оказались созвучны армянское  ampar и латинское imperium. Почему я нахожу, что два эти слова взаимосвязаны?

Первая причина основана пока исключительно на догадке или можно сказать на навязчивой идее, заключающейся в расположении иероглифа ₄₃ на Фестском Диске. Располагается же ₄₃, как мы уже знаем, в самом начале послания, сразу же за иероглифом ₄₅, составляя таким образом самую часто встречаемую на диске пару . Если мы допускаем, что иероглиф ₄₃ имеет значение “империя”, мы обязаны в таком случае также допустить, что под ₄₅ значится название этой империи и, в таком случае, становится понятно почему именно с этой пары начинается текст и почему именно эта пара так часто встречается на диске.

Достаточно сказать, что пара “название + детерминатив в значении “страна”” это наиболее часто встречаемая пара почти во всех древневосточных гимнах или эпосах.

К примеру в 636 строках шумерского эпоса “Энмеркар и жрец Аратты” подобная пара встречается целых 155 раз, в виде  - kulaba^ki (39 раз),  unug^ki (21), eridug^ki (6), susin^ki (3), ancan^ki (2), cubur^ki (1), hamazi^ki (1), dilmun^ki (1), eanna^ki(1), но чаще всего, 80 раз (!) упоминается Страна Аратта, причём в половине случаев aratta^ki стоит во главе строки.

В шумерском эпосе речь идёт о Стране Аратта и не удивительно, что именно название этой страны столь часто упоминается в начале строк и точно также вовсе не удивительно будет в итоге узнать, что пара  на Фестском Диске в начале фрагмента столь часто употребляется по той же самой причине.

Данная аналогия приобретает пусть и не большой, но дополнительный вес если учесть, что и там, и там процентное отношение фактически одинаково, то есть если в шумерском тексте пара “название страны + детерминатив “страна”” встречается 155 раз в 636 строках то это составляет 24.37% случаев. Присутствие же пары  13 раз в 60 фрагментах Фестского Диска составляет 21.67% случаев. Разница в 2,7% как видим несущественная и параллель вполне допустимая!

Добавим к этому, на типовую схожесть четверостишья (596-599 строки) шумерского эпоса, с четырмя строками (4-7)  Фестского Диска;  

596	ganam	Imdalulu	arattaki-ac u8-da sila4-bi
597	ganam	Imdalulu	arattaki-ac ud5-da mac2-bi
598	ganam	Imdalulu	arattaki-ac ab2-da amar-bi
599	ganam	Imdalulu	arattaki-ac eme5 dur3ur2 im2 gig2-ga-<bi>[11]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

И поскольку схожесть очевидна и вполне можно говорить о традиционной связи, то будет совершенно неудивительно в итоге узнать, что данные строки Фестского Диска содержат нечто схожее с текстом этих четырёх строк шумерского эпоса!

При этом необходимо учесть, что к иероглифам Фестского Диска относится всё то, что относится к египетским иероглифам, ведь совсем не случайно Артуром Эвансом при раскопках в Кноссе была найдена крышка сосуда с картушем имени египетского фараона гиксосской династии Хиана (рис. 2)[12], ведь как известно египетская иероглифическая письменность была основана на принципе ребуса и шарады, а это означает, что каждый иероглиф может обозначать не только тот предмет который изображён, но и целый ряд иных предметов и понятий, то есть и в нашем случае пара  может выражать не одно значение, а два, возможно три и может быть ещё несколько значений в паре или врозь. Вот что пишет об этом автор учебника “Египетская грамматика” А.Х.Гардинер - “О начале письменного периода истории можно говорить лишь с той поры, как египтяне открыли принцип ребуса и шарады – это произошло незадолго до додинастического периода [то есть до V тысяч.до н.э - А.Р]. Новизна этого принципа заключалась в том, что изображения предметов стали использовать не для обозначения самих этих предметов или близко связанных с ними понятий, а для передачи совершенно иных вещей, которые нелегко представить с помощью изображений, но можно передать благодаря тому, что их названия звучат сходно с названиями изображаемых предметов. Очевидно, что имена собственные можно передать только таким способом, и, возможно, именно от них берёт начало иероглифическая письменность. Подобным образом, для того, чтобы передать большие числа, такие как “тысяча” или “десять тысяч”, с помощью одних лишь изобразительных средств, надо тысячу или десять тысяч раз повторить чёрточку или рисунок исчисляемого предмета; даже если писец справился бы с этой нелёгкой задачей, всякий, желающий понять смысл этого изображения, столкнулся бы с не менее сложной задачей подсчёта этих чёрточек или рисунков. Египтяне придумали простой способ избежать такой сложности. Слово “тысяча” в египетском языке звучит как ḫa, а “десять тысяч” как djēba^c; но ḫa в египетском означает также “лотос”, а djēba^c – “палец”. Поэтому, для того, чтобы написать иероглифами “32 000 голов скота”, достаточно было изобразить три пальца и два лотоса рядом с рисунком быка, то есть  .” [13].

И потому не исключено, что также и этим обусловлен факт той особой частоты с которой эта пара встречается на Фестском Диске. Причём необходимо сказать, что вышеозначенный принцип применим не только для иероглифической письменности Египта. Всё тоже самое применялось и в клинописи и в обычном алфавитном письме благодаря тропам.

Вот что пишет по этому поводу И.М.Дьяконов -“В самом грубом приближении троп можно охарактеризовать как обобщение путем сопоставления. Например, для обобщения по определенному качеству или свойству данное явление обозначалось через словесное наименование другого явления: либо явственно тоже обладавшего этим именно свойством (наложение прямого значения определенного слова в качестве переносного значения на слово определяющее — метафора), либо смежного, сопутствующего определяемому (метонимия), либо через слово, имеющее звуковое сходство со словесным значением определяемого (омофония). Явления мира в их движении сложны, и один троп цепляется за другой, образуя более или менее сложные цепочки (семантические ряды) и целые поля…

Выражение отождествления, эпитета и сравнения одними и теми же средствами показывает возможность пользоваться отождествлением, эпитетом и сравнением в качестве обобщения — либо по принципу метафоры (т. е. так, что одно явление сопоставляется = отождествляется с другим, хотя с ним и не связанным, но обладающим общим с ним признаком, с целью обобщения именно этого признака, например «солнце — птица» вместо «солнце парит в пространстве и движется по небу», «источник воды — глаз» вместо «круглый, блестящий»), либо по принципу метонимии, т. е. подмены одного понятия другим, связанным с ним в каком-то отношении, необязательно по линии причинно-следственной связи, например: шум. ngeštu(g)-sum-(m)a ухом наделенный (= мудрый, глубокомысленный); аккадск. šumam lubni'am имя построю себе (= «прославлюсь») šuma lā zakrū именем не названы («не существуют»).”[14]